Татьяна Черниговская в Воронеже: «Всё взять и поDelete»

 — Я думаю всем, кто немного чувствителен к происходящему вокруг, понятно, что слом цивилизации не впереди — он уже случился. Мы оказались в другом типе цивилизации и не очень понимаем, как нам жить. Остановить это нельзя. Виртуальная жизнь зачеркнула географию, время, пространство, индивидуальность. Разрушены базовые антропологические и физические характеристики мира, в которых человечество жило тысячелетия.  В новом мире сплошные опасности. Нам надо с этим что-то делать, — сказала Татьяна Владимировна.    

— Как нам справиться с этой дилеммой? — спросила у воронежской элиты профессор. И добавила: — Мы сами изучаем свой мозг. Это абсурд, но у нас нет выхода.

— Есть ли у нас шансы понять, как функционирует эта система? Я считаю, что нет, — расстроила воронежскую элиту Татьяна Владимировна.

— В США и Европе идёт большая работа по изучению мозга, вкладывают огромные деньги. А что делают в Азии и Иране! Они не пушечки делают, понимаете? И они, конечно, правы, — кто делает «пушечки» Татьяна Владимировна уточнять не стала, воронежской элите было ясно без слов.

 

 — Не перегружаем ли мы мозг?, — продолжала Черниговская. — Ответ: нет, не перегружаем. Влезет сколько угодно. Мы его перегружаем не объемом информации, а другими вещами, о которых нет возможности (времени — авт.) говорить. — Обычно говорят, что наш мозг — это компьютер. Я и сейчас так скажу. Но у нас пока нет другой более совершенной модели. Но если это компьютер, то, во-первых, не один, а как минимум, два, а, может, и двадцать два. Один обрабатывает факты, другой «зыбкую» информацию и так далее. Когда кулинар советует «немножко помешать» блюдо, что он имеет в виду? В каких частотах измеряется «варить до готовности» и «посолить по вкусу»? Хочу посмотреть на безумца, который попытается вывести алгоритм. Однако большую часть данных мы получаем в таком виде. Мы должны отказаться от представления информации как потока нулей и единиц.

—  Не всем так повезло, как Эйнштейну. Но, наверное, многие знают, что он очень странно развивался. Его считали чуть ли не умственным отсталым, не хотели принимать в школу, он поздно начал говорить. Поэтому нужно быть настороже: не каждый из детей, который ещё не говорит или выглядит странно, таким и является. Он может быть из этой «корзинки». 

Учение происходит не только за партой — всегда. Нельзя есть плохую пищу, пить плохие напитки, общаться с плохими людьми, читать плохие книги и слушать плохую музыку. Мозг — не решето, через него ничего не просыпается. Всё, что туда попало, там и есть. Человек, который собирает в лесу цветы, получает не меньше информации, чем человек, который в это время изучает сопротивление материалов.

— Мы не можем делать вид, что после Ньютона ничего не было. Но также мы не можем оставлять детей в школе на 16 лет. В детстве мозг человека пластичен, но большие дозы конкретных данных загубят его. Мы рискуем получить поколение профанов, или зацикленных на своей специализации людей. Мы либо должны вырезать куски из школьной программы, либо изменить систему образования. Зачем мне, например, знать, когда Наполеон женился на Жозефине? У меня и так голова полна хламом. Если мне надо будет, я через секунду найду эту информацию в Goggle (терпеть его не могу). Я недавно забыла, как делать соус Гуакамоле из авокадо — ну забыла и дома не могу найти рецепт! — ткнула пальцем, и получила сто вариантов, один хуже другого.
 

Наша система образования чудовищна. Правда, она такова во всём мире. Она напоминает карикатуру, где учитель говорит животным – слону, рыбе, обезьяне: «Сейчас мы объективно проверим ваше умение залезать на дерево». Меня ещё в школе интересовало, почему я должна прыгать через «козла»? Кто такой этот «козёл»? Почему я должна была всё время через него прыгать? А возьмём IQ, которым пользуется весь мир. Чудовищный тест! Он проверяет лишь один из видов интеллекта. Перельман или Пушкин бы его провалили. Открытия не делаются компьютером.

А как нам правильно классифицировать и упаковывать информацию? Ежедневно ко мне поступает тонна статей, каждую надо запомнить. Но как я должна её отсортировать: по имени автора, содержанию? Это большая проблема. Я (и, думаю, многие из вас так делают) складываю всё в папку, которая называется «Другое». Размер этой папки превышает размеры Вселенной. С помощью кнопки Delete её можно спокойно удалить, потому что в ней невозможно ориентироваться.

 — Обычно науку и искусство противопоставляют. У меня была докторская по правому и левому полушарию. С тех пор я их ненавижу со всей возможной страстью. Потому что я точно знаю — это не делится надвое. Это делится на 122 тысячи. Это стало известно ещё в 80-х годах, когда Роджер Сперри получил по этой теме Нобелевскую премию. Но в быту до сих пор считается, что левополушарные — люди с высоким IQ, а правополушарные — это поэты, художники и музыканты. Это абсолютно неправильное деление! Художники-пуантилисты могли сосчитать, сколько точек краски нужно положить на квадратный сантиметр холста, чтобы за семь метров он выглядел как цветок сирени. Это структурная работа. Математику тоже нельзя противопоставлять творчеству. Ведь не понятно, о какой математике идет речь – об арифметике или стереометрии.

— Творческие люди учатся сами. Они никому не подчиняются, они нарушают правила и всё делают наоборот. Эти люди испытатели и авантюристы: они лезут туда, где могут расшибить себе голову. Но на них держится наша цивилизация. Если мы хотим, чтобы все вели себя правильно, у нас не будет никаких леонардов и шекспиров. Нам нужно снять когнитивный контроль. Не оборачиваться на других. Если бы мы всё время оглядывались, у нас бы по-прежнему был каменный век.

— Хорошая новость — нервные клетки восстанавливаются. Мозг должен быть занят тяжёлой работой, иначе он загнётся. Для каждого она своя. Для бабушки, сидящей на лавке, тяжёлой работой может быть разгадывание кроссвордов. А для учёного — расшифровка сложных теорем. Не важно, что. Главное, что для данного мозга это было напряжением.

 

Это не метафора. Когда мозг работает, образуются новые нервные связи. Плотность и качество нейронной сети увеличивается физически, в зависимости от того, чем занят мозг. После нашей беседы и у меня, и у вас мозг изменится.

 — Глобальный кризис закончился! — сообщил профессор уже изменившей к тому времени свои мозги воронежской элите. После этих слов мозги у воронежской элиты вновь изменились.

Афонцев предложил не заниматься интерпретацией, а взять в руки факты и цифры. По ним выходит, что, начиная с 2010 года, мировая экономика демонстрирует устойчивые темпы экономического роста. С 2012 по 2014 он составлял 3,4% в год. Это, по словам экономиста, очень хороший показатель. Если же посмотреть на темпы роста за последние 5 лет, то окажется, что это будут те же цифры (3,96%), что мировая экономика выдавала за десятилетие до кризиса.

— Иными словами, после кризиса 2008–09 годов мировая экономика вернулась к тем же темпам роста, что и в докризисный период. Из этого следует, что глобальный кризис закончился, — поставил точку в этом вопросе Сергей Афонцев.

 — Куда нас заведёт мировая экономика, учитывая существующий рост? — спросил профессор и сам же ответил: — К 2020 году доля развитых стран будет составлять 39%, доля США — почти 15%, Европы — чуть выше, доля Китая, с учётом паритета покупательской способности, будет выше доли США и ЕС вместе взятых.

— С конца 19 века говорили, что ресурсы исчерпаются через 20 лет:  то говорили, что исчезнет уголь, то железная руда, то нефть. Время идёт, а ничего не кончается, и опять не кончается. По самым скромным оценкам, газа и нефти мировой экономике хватит на 100–150 лет точно. Беспокоиться не о чем: нам, нашим детям и внукам нефти хватит точно.