Почти 27 лет назад Юлия Шестых родилась с синдром Штурге-Вебера, сосудистым заболеванием, которое характеризуется наличием пятен на лице. Одноклассники всегда шушукались за ее спиной. Когда девочка шла домой, мальчики из параллельных классов кричали маленькой Юле, что она очень страшная, некрасивая и как только ее земля носит. И таких историй много. Расизм, оскорбление, дискриминация… У этих слов есть одно общее – интолерантность. И ее мы испытываем или проявляем каждый день.
Почему это происходит и что с этим делать, а также стали ли люди злее, разбираемся вместе с экспертами.
Он другой, мне страшно
Психолог Наталья Голобородько говорит, что интолерантность – это непризнание того, что человек может быть другой: другой веры, национальности, языка, мнения.
– «Я не могу его переносить», «Меня он раздражает, бесит», а на самом деле – очень сильно пугает. В голове есть установка: другой – значит, опасен. А почему? Потому что не предсказуем. А каждое существо в мире стремится к безопасности. Все это вызывает сильное чувство тревоги. Чтобы закрыть его, мы начинаем агрессировать и реагировать как дети: он другой, мне страшно. Поэтому нужно нападать или бежать. Конечно, есть и хорошая спортивная злость. Мы можем разозлиться и дом, например, построить, – говорит Наталья.
История 1. Разборка за «лучшую игру»
Сентябрь 2021 года.
Тихий и теплый сентябрьский вечер. Прекрасная погода для пробежки. Маршрут всегда намечен – стадион, расположенный рядом со средней образовательной школой № 101.
Крики детей, наказы родителей, разговоры друзей – все это можно услышать, пробегая трусцой по дороге. Ко всему этому всегда нужно держать уши востро и голову прямо. Ведь это не только площадка для бега, но и стадион для футбола. Если бегун расслабится и не будет следить за игрой, то может легко получить мяч в голову. Слава Богу, с наблюдательностью у меня все хорошо. Мяч в голову не прилетал, но в разборке за «лучшую игру» мне поучаствовать пришлось.
Шестеро детей в возрасте от 10 до 12 лет играли в футбол. Двое стояли на воротах, еще четверо бегали за мячом. Если долго смотреть, то можно было догадаться: несмотря на то, что играли две команды, главным в них был один человек. Маленький пухленький мальчик, вечно выкрикивающий нецензурные реплики.
– Ну, давай, пасуй, – крикнул он одному из игроков.
Мяч полетел в другую сторону.
– Ты что, […]? – возмущенно начал кричать маленький пухляш. – Ты куда кидаешь?
Этого мальчика все время что-то не устраивало: то мяч кидают не туда, то вратарь косорукий. На себя он не обращал внимания. Да и зачем?! Всегда первый, «лучший из лучших игроков». Не то, что вратарь, который вечно не может поймать мячи противоположной команды.
– Мы проиграли! Это все из-за тебя! Сейчас ты у меня получишь! – глава стаи вместе со своими марионетками накинулся на вратаря команды.
Он начал его толкать, другие взяли его за руки и держали. Не выдержав всего этого, я подбежала. Но… тут самое интересное. Как быстро от испуга командир превратился в обычного трусливого мальчишку.
– Да что вы? Мы же ничего не делаем. Так просто, играемся, – ответил он мне.
После они оставили мальчика в покое, начали собирать свои вещи и уходить со стадиона. Когда уходили, «лучший из лучших игроков» изредка поглядывал на меня.
История 2. Пирсинг и зачет
Разговор с героем, который захотел остаться анонимным, начался с уточнения, кем я его вижу в материале?
– Героем готической субкультуры, – ответила я.
– Могу вас огорчить. Но в широком смысле жестких разделений субкультур больше не существует. Есть люди неформального вида с абсолютно разными вкусами и предпочтениями. Любой человек, который сейчас вам называется готом, будет субъективен.
Но могу сказать, что ущемление по внешнему виду все ещё широко распространено вне зависимости от взглядов человека. И у меня есть пример. Мне всегда был интересен круг мотоциклистов. Поэтому одевался во все черное, слушал резкую музыку: рок.
Ещё во времена учебы в ВГУ один преподаватель на сдаче зачета прервал экзамен и начал в негативном плане обращать внимание на мой пирсинг. Просто человек очень консервативный, но благодаря рамкам приличия он сам быстро ушёл от темы моего внешнего вида и вернулся к зачету. При этом хочу отметить, что преподаватель прекрасный специалист. Просто сыграли стереотипы.
История 3. «В жизни у меня никогда ничего не будет»
Почти 27 лет назад Юлия Шестых родилась с синдром Штурге-Вебера – это сосудистое заболевание, которое характеризуется наличием пятен на лице. Врачи ей долго не могли поставить диагноз и не знали, что будет дальше с ней.
С детства я себя считала нормальным ребенком, такой же, как и все. Первые проблемы начались в школьном возрасте. Тогда начала осознавать, что я отличаюсь от других. И основной проблемой было принятие себя. Давалось это достаточно трудно. Мне всегда хотелось, чтобы на меня не обращали внимания.
Одноклассники всегда шушукались за моей спиной. Но в глаза ничего не могли сказать. Иногда, когда я шла домой, мальчики из параллельных классов кричали мне, что я очень страшная девочка, некрасивая, как меня земля носит, в жизни у меня никогда ничего не будет.
Я всегда старалась на них не обижаться и не отвечала им в ответ. Когда приходила домой, то начинала плакать. Родители не знали, как найти ко мне подход, потому что я была скрытным ребенком. Боялись задеть мои чувства.
В школе в меня никто не верил. На уроках старалась молчать. Был страх за свои неоправданные слова. А вдруг что-то не то скажу?
В 15 лет мне захотелось уйти из школы. Не видела смысла учиться до 11 класса, потому что после 9 класса подростки становятся агрессивнее и жестче.
Сейчас я живу жизнью обычных людей. Могу признаться, что приняла себя уже на 50%. И не так стесняюсь своего пятна, как раньше.
А как можно бороться с интолерантностью?
Люди вообще не готовы воспринимать детей, которые отличаются от других, рассказывает психолог Наталья Голобородько.
Мы все несем из семьи. С детства ребенку нужно рассказывать про эмоции и учить выражать их безопасно. Давайте представим такую ситуацию.
Детская площадка. Приходит темнокожий ребенок. Дети видят его впервые в своей жизни.
Нормально ли, что они испугаются?
Нормально.
Нормально ли, что у них это вызовет любопытство?
Нормально.
И вот здесь должны подключиться взрослые, которые объяснят ребенку, что все разные, так бывает, это здорово, мы все отличаемся друг от друга. Тогда мы правильно заложим почву. Но если ребенок слышит, как родители на кухне сидят и обсуждают, что этот темнокожий мальчик, например, что-то сделал, ребенок это услышит, выйдет за порог дома и начнет говорить то же самое. Не потому, что он так думает, а потому что он так услышал от родителей. А родители – это все для малыша.
Есть упражнение. Оно направлено на снижение агрессии и выявление ее причины.
«Меня бесит какой-нибудь человек. Вот раздражает, не могу».
Стоит задать вопросы:
«Что именно меня тревожит?»
«Что я чувствую, когда смотрю на этого человека?»
Тут важно выделить эмоции.
Например, тревогу, злость, страх. Ведь дело не в этом человеке, а в ваших чувствах. Вы их испытываете. Вот тут мы начинаем разделять их и брать ответственность за них.
«Что я могу сейчас сделать, чтобы эти эмоции для меня были переносимы?»
Ну, например, сказать себе: «Сколько мне сейчас лет?» Мы вспоминаем, что нам не 5, а 35. Мы взрослые, и нам надо как-то взаимодействовать со своими чувствами.
«Я могу сам себя успокоить».
«Я сильная (ый), я справлюсь».
Это взрослит психику.
А что будет, если вдруг общество станет толерантным или наоборот?
Социолог Анастасия Квасова считает, что интолерантность – неотъемлемая часть толерантности. Разделять эти два понятия в абсолютном смысле не представляется возможным. Они возникли изначально вместе.
Для стабильности общества как системы важны проявления как толерантности, так и интолерантности. Они выступают балансом и триггером для развития. Если представить идеальное общество при условии тотальной толерантности, неизбежно будет наблюдаться деградация.
Точно так же сложно представить и общество, в котором будут только интолерантные, злые люди. Рано или поздно начнёт происходить разделение людей на расовые, этические и другие группы в повседневной жизни. Это все придет к самоуничтожению.
Почему мы стали такими злыми?
Оба эксперта говорят о том, что в современном обществе часто используется подмена понятий и их оценок. Поэтому любую категорию или понятие имеет смысл обсуждать и рассматривать в привязке к конкретной ситуации.
Анастасия Квасова говорит – мы не стали злыми. Человеческая природа такова – не бывает только хорошо или только плохо. Она отмечает, что произошла серьезная трансформация СМИ. Они перестали чувствовать какую-либо ответственность за то, что «вываливают» в общественную информационную среду. И если сейчас зайти в любой новостной паблик – из 10 постов минимум 9 будут про негатив. Там, где на деле люди «толкались», именно СМИ создадут слово «подрались».
Поэтому нельзя сказать, что мы стали злее или добрее. Нужно понимать, злость – это совершенно нормальное, естественное чувство для всех. И если нас в детстве не научили ее безопасно применять, то это уже другая проблема.
Автор текста и иллюстраций: Виктория Багрянцева
